Елена Ляпота - Все, что смог [СИ]

— Не жалуюсь.

— На стоматолога хватит? Может, выйдем, потолкуем. У меня не только нос большой. У меня еще и руки чешутся тебе морду набить.

— Но, остынь, я ж пошутил, — улыбнулся Златарев, — чего завелся? Нам еще работать надо. А ты спишь на ходу.

— Я — не сплю. И, между прочим, я только что выиграл!

Тубольцев запрыгал на стуле с таким довольным видом, будто выиграл миллион долларов, а не жалкий полтинник. Что азарт делает с людьми? Сколько б не летала пчела над пластмассовым цветком, на мед не наберется. Но взрослые недалеко ушли от детей, которые пишут записки и кладут под подушку, думая, что ночью прилетит Волшебник и обязательно исполнит все-все-все желания, если к записке в придачу приложить конфету.

Златарев чуть ли не силой оторвал Тубольцева от автомата, и вдвоем они подошли к Тамаре, администратору зала.

— Добрый вечер, Тамара, — поздоровался Златарев, мимоходом заметив табличку, приколотую к груди.

Тамара Мовсесян. Значит, они и впрямь не ошиблись. Златарев представил себя и Тубольцева и попросил, если можно, выйти ненадолго, чтобы поговорить. Тамара покосилась на охранника, который незаметно подошел ближе, и вежливо отказалась, сославшись на то, что работает. Ей совсем не улыбалось выходить куда-нибудь и говорить с совершенно незнакомыми людьми, причем довольно внушительной комплекции.

Тогда Златарев спросил прямо.

— Тамара, скажите, случайно не вы дежурили вчера вечером в этом зале?

— Я, — немного растерянно ответила Тамара, — А что?

— Вы не помните, был ли здесь вчера Антон Добролюбов?

Тамара вдруг резко побледнела и поднесла ладонь к горлу. Она явно заволновалась — не заметить этого мог только слепой. А слепым Златарев не был. Здесь что-то не так. Что-то не совсем чисто.

— Я не знаю никакого Добролюбова, — холодно сказала она, — Извините, мне нужно работать.

— Как же, — воскликнул Златарев, — А у нас совсем другие сведения, дамочка. Мы знаем, что он доводился вам бывшим мужем. Также знаем, что вчера вечером, в начале одиннадцатого ночи он был здесь, в этом игровом зале, и даже выиграл немалую сумму денег!

Тубольцев незаметно наступил ему на мизинец правой ноги. Было больно, но Златарев, наконец, сообразил, что перегибает палку.

На Тамару Мовсесян вдруг стало страшно смотреть. Она посерела и затряслась мелкой дрожью. Будь поблизости стакан воды, Златарев непременно бы ей предложил.

— Я не знаю никакого Добролюбова, — повторила она, а в глазах ее был написан страх. Она затравленно обвела глазами помещение вокруг себя, словно опасалась, что откуда-то из угла выскочит чудовище и разорвет ее пополам. Но чудовища не было. Одни только автоматы — сами по себе чудовища, пожирающие азартные души.

— Извините, — сказала Тамара и повернулась, чтобы уйти, — Вы ошиблись. Или у вас неверные сведения. Я никогда не была замужем.

— Антона убили вчера ночью. — прокричал ей вслед Златарев.

Тамара слегка пошатнулась и схватилась рукой за автомат.

— Вы из милиции? — спросила она, не оборачиваясь, но достаточно громко, чтобы Тубольцев со Златаревым могли ее слышать.

— Не совсем, — начал было Златарев, но Тамара оборвала его на полуслове.

— Тогда до свидания, или я вынуждена буду позвать охрану.

Она ушла, прямая, словно струна. Движения ее были точными, резкими, будто она держалась изо всех сил, чтобы не упасть. Совершенно очевидно, что Тамара Мовсесян скрывает нечто очень важное, но по каким-то причинам, которые ой как не нравились Златареву, она желала остаться в стороне.

На лице у нее был написан едва ли не ужас. Не горе, не скорбь, а ужас. Она чего-то боялась, только вот чего?

— Актриса из нее никакая, — заметил Тубольцев, — Что делать будем?

Златарев на минуту задумался, а потом решительно махнул рукой.

— Подождем ее в машине. Предложим подвезти, а заодно побеседуем.

— А как упрется? — засомневался Тубольцев.

— А мы вежливо попросим.

Покинув зал, Златарев с Тубольцевым вернулись во двор, в котором оставили машину. «Hundai» стоял аккурат под фонарем, который вдруг решил зажечься, и кто-то шибко умный уже успел накалякать «помой меня» на запылившемся капоте.

— Падлюки, руки поотрываю, — смачно пообещал Златарев и щелкнул брелоком, отключая сигнализацию.

Сегодняшним планам суждено было пойти наперекосяк. Прождав битый час под чужими окнами с видом на зал игровых автоматов, Златарев с Тубольцевым заметили, как возле входа остановилось такси.

Тамара Мовсесян буквально вылетела из-за двери зала и быстро села в такси, даже не оглянувшись. Вздохнув, Златарев завел мотор и повел машину вслед за ними.

Тамара жила довольно далеко от работы. Они еще долго петляли по ночному городу, пока не остановились у ветхой пятиэтажки. Златарев припарковал машину в тени соседнего дома.

— Ну что теперь делать будем? — ехидно спросил Тубольцев.

— Мы — ничего. Я буду сидеть в машине, наблюдать. А ты — распушишь перья и двинешься очаровывать дамочку.

— Я? — возмущенно воскликнул Тубольцев. — Ты в своем уме? Видел, как она перепугалась? Да она от одного моего вида, поди, коньки отбросит.

— Вот это-то и странно. Очень странно. Чего она испугалась? Она даже не знает, кто мы.

— И что я, по-твоему, должен с ней сделать.

— Поговорить. Просто поговорить. По-человечески. О птичках. О погоде. О муже бывшем, как бы между прочим. Или тебе на бумажке написать вопросики, чтоб не растерялся?

— О птичках. Да как я с ней говорить буду? Мы ж не знаем, в какой квартире она живет.

— Сейчас узнаем. Я смотрю, где свет загорится.

Златарев пристально наблюдал за окнами, однако ничего не изменилось в панораме дома с того момента, как они приехали вслед за такси.

— Что, съел? — злорадствовал Тубольцев, вспоминая «нос», — А если ее окна на другую сторону выходят?

Златарев растерянно захлопал ресницами. Впервые за вечер он дал такого противного маху. Впрочем, нет. Первый раз он не сумел сдержать язык за зубами и наболтал лишнего. Теперь вот они приперлись, на ночь глядя, под окна неведомой девицы и сидят, ждут у моря погоды. Вернее, девицы вполне ведомой. А вот с окнами — с окнами проблема. Может, у нее пробки перегорели, или свет отключили за неуплату?

Один хрен — в окнах зияют зловещие темные дыры, и ни одна живая душа не помашет спасительным белым платочком.

— Эх ты, валенок, — сказал вдруг Тубольцев, — Сыщик из тебя фиговый. Смотри и учись.

Он выбрался из машины, тихонько прикрыв за собою дверь, и подошел к подъезду, в котором скрылась Тамара Мовсесян. Замок на двери был кодовый — курам на смех, да детишкам на потеху. Тубольцев достал телефон, включил фонарь и посветил на панель. Кнопочки под номерами один, три, шесть отшлифованы до блеска тысячами усердных подушечек пальцев. А остальные — пыльные и тусклые, можно было и не делать. Сэкономили бы на металле.

Тубольцев нажал код, и дверь распахнулась, противно скрипя на весь подъезд. Поднявшись на второй этаж, где еще с улицы заприметил горящий на кухне свет, он позвонил в нужную дверь.

Ему долго не открывали, но Тубольцев упрямо нажимал кнопку звонка до тех пор, пока из-за двери не раздался скрипучий старушечий голос.

— Тебе чего, антихрист, на ночь глядя? Совсем очумели…

Тубольцев покосился на часы. Было уже начало двенадцатого. Действительно, огромное свинство трезвонить кому-нибудь в дверь в такое время. Чего доброго, еще милицию вызовут, и отправят Тубольцева в камеру — за хулиганство и нарушение покоя мирных жителей.

А с иного боку — чего это «мирные» жители в столь поздний час по квартире бегают? Сериалы вроде уже закончились. А ему, Тубольцеву, между прочим тоже домой хочется. Футбол досмотреть. Кота покормить. Самому поесть. А он шастает по чужим подъездам, хоть и нанимался совсем на другую работу.

Плюнуть бы Мельнику, да в самое пушистое отъеденное рыло. Жаль, что они не китайцы. Тем специально портреты выдают начальственные, чтоб душу отвести. А у них — разве что в сортире за сигареткой-другой языком прополоскать, да и то — от унитазов подальше. В последнее время Тубольцеву все чаще стало казаться, что и у этих представителей туалетного интерьера выросли уши.

— Я, бабушка, таксист. Тут девушка, которую я подвозил, пакет забыла. Нерусская какая-то, с большим носом. Красивая. Не подскажете, из какой она квартиры?

Старушка приоткрыла дверь на цепочку, и в проеме показался любопытный, шныряющий вверх-вниз, глаз.

— А что за пакетик-то? Давай я передам.

Хитрая старушка. Но и Тубольцев тоже не пальцем деланный.

— Не могу. Порядок такой — хозяйке лично в руки. А то еще диспетчеру позвонит, нажалуется, а мне — выговор.

— Ой, да ладно тебе. Понравилась девка, — хихикнула бабка.